Есть вещи, которые мы, взрослые, воспринимаем как истину по умолчанию. Например то, что каждое последующее поколение хуже предыдущего. Не знаю, откуда пошла такая уверенность. И откуда пошло такое убеждение.

— А вот мы такими не были! — С глубокомысленным видом говорят «старички» лет сорока, в крайнем случае — пятидесяти, кивая в сторону молодежи.

Между тем, те, кому сейчас сорок-пятьдесят лет в начале этого века сами были молодыми. А юность и детство их вообще пришлось на суровые девяностые годы, когда в стране творилось не пойми что — и я совсем не преувеличиваю.

И если задуматься — какими в те годы мы все не были, дамы и господа?

Начнем с того, что по большей части дети, подростки и молодежь были предоставлены сами себе. Взрослым не до воспитания и не до прививания высоких морально-нравственных качеств в те времена было. Взрослые занимались выживанием, им бы прокормить да как-то одеть подрастающее поколение, разве нет?

Разгул преступности в стране — забыли?

Забыли, как заветной мечтой мальчишек было «пойти в бандиты», а самыми крутыми девицами во дворе считались бандитские же подружки?

Забыли, что местом встречи для большинства подростков были подъезды?

Забыли невообразимое количество паленого алкоголя, которое употреблялось даже детьми? В ларьках бутылку выпивки и пачку сигарет мог купить любой — включая ребенка, продавцы даже не думали о каких-то возрастных ограничениях.

Забыли о разгуле дилеров, толкавших кайфы химические и природные? И ведь был на них спрос…

Забыли о ранних беременностях, которых тогда случалось…много случалось. И о том, как врачи почти паниковали — ЗППП молодели и были бичом не взрослых, нет — подростков и молодежи?

Я знаю, сейчас многие будут это отрицать, но все — было. Ничуть не меньше чем сейчас, пожалуй, даже больше. Да, было оправдание — жизнь летела в тартарары, а потом медленно восстанавливалась.

Однако молодежь тогда, сейчас — повзрослевшая, во многом была хуже нынешних подростков. Достаточно вспомнить, сколько молодежи той осталось в девяностых навсегда — холмиками могильными. А сколько лишь недавно вышло из мест не столь отдаленных?

Мы, взрослые, не хотим это признавать, чтобы выглядеть лучше в своих собственных глазах.

А ведь стоит. Признать, что сами не были идеалом. Признать, что каждый из нас переживал тот самый пубертатный период, который нам так не нравится в собственных детях. И бунтарство тогда — против взрослых и против всего общества — лезло из нас.

Признать и попытаться своим уже детям помочь пережить все это легче, чем когда-то сами.

И конфликт отцов и детей станет тогда, пожалуй, не таким острым.