Пустячная причина может привести к серьезным последствиям, явь — трансформироваться в сон. Это жизнь с ее многообразными, а порой причудливыми формами. Но... камешек — подарок шамана — до сих пор хранится в шкатулке среди бижутерии, заколок и прочих женских безделиц... По делам издательским меня занесло в отдаленный улус.
В самую глушь, таежную сердцевину. Туда, куда лишь по реке добраться можно и то весной, по большой воде. Встречать вышли всей деревней — новый человек в диковинку. А тут гостья еще и с подарком — книгами. Определили на постой в лучшую избу. Сразу усадили за стол: чаи гонять помногу и подолгу. Иначе какой из тебя «ленский водохлеб»? Чай по-якутски — густо заваренный, с молоком и горячий. Смачное прихлебывание сопровождало неспешную беседу. Они мне вопросы: «Как там, в городе, да почем?» А я им ответы: «Так, мол, и столько». В раскосых глазах — живой интерес. Но, как говорят здесь: «Чай не пил — какая сила! Чай попил — совсем ослаб». Вот и меня не скоро, но разморило. На улицу вышла воздухом подышать. Хотя, где тут улица: несколько домов на берегу реки, а вокруг сколько хватает глаз, зеленое море. Тайга всегда вызывала у меня какой-то священный трепет своей безбрежностью и величием. Пугала, но тем же и притягивала. Размышляя, я незаметно для себя уже переступила ее границу. На сей раз лес встретил меня как радушный хозяин: одобрительным гулом вековых крон, золотом отливающих в лучах предзакатного солнца. Приветливым разноголосьем. Под ногами — брусничный ковер вперемешку с ржавой хвоей и сухими сосновыми шишками. Тут я и увидела красный цветок с пурпурными крапинами на изогнутых лепестках. Он рос одиноко посреди зеленого многоцветья. Саранка — якутская лилия — самый роскошный цветок неброской сибирской природы. Только настоящие саранки распускаются позднее, да и растут все больше на болотах и склонах. Не удержавшись, нагнулась над «аленьким цветочком», но не сорвала, а только рукой лепестков коснулась, чтобы убедиться в его реальности. Пальцы тут же окрасила пыльца. — Красная, как кровь, правда? Я подняла глаза на неизвестно откуда возникшего молодого якута. Высокий. Белокожий. Черноволосый. Поразили глаза: красивые, цвета черного бархата, но застывшие, устремленные куда-то сквозь меня вдаль. — Действительно, как кровь, красные. Мне раньше все оранжевые попадались. — Говорят, первая саранка выросла из сердца героя. — А ты, собственно, кто будешь: лесник или леший? Что-то я тебя в деревне не видела. — Я к «шаманскому дереву» за обечайкой иду, ну, обручем для бубна, — уклончиво ответил парень. — Кому нужен теперь бубен, если шаманы, как мамонты, вымерли? Да и что это за дерево? Яблоня с золотыми яблоками? — Нет, оно с виду обычное. Но в нем живет дух шамана. И у каждого шамана оно свое — единственное. А бывает еще «мировое дерево». — Что-то не припомню такую породу. — Оно соединяет три мира: растет на земле, вершиной достигает неба, а корнями уходит в «нижний» мир. — Он говорил несколько нараспев. — Ты искусствовед? — Скорее духовед — шаман. — Точно? А не того?.. — Да нет вроде. Хотя мы и другие. Ведь нам многое дано. — Так покажи свои трюки-фокусы. Покамлай хоть, что ли! — Мы не шуты на потеху публики, — ответил он, не реагируя на шутку. — Мы помогаем людям: приносим удачу, исцеляем, изгоняем злых духов. И тебе я помогу. — А я здорова. Или, может, статью за меня напишешь? Есть тут у вас один герой — Василием Ивановичем зовут, хотя фамилия и не Чапаев. На войне он снайпером был, два ордена солдатской Славы имеет и до сих пор знатный охотник — белке в глаз попадает. Знаешь такого? Парень кивнул. А я облегченно вздохнула: местный, значит, из деревни. За сотни километров другого жилья нет. — Так ты — шаман, говоришь? Он снова кивнул. Но его бледное фарфоровое лицо оставалось застывшим, а глаза неподвижными. — Поверю, пожалуй. И знаешь, почему? Моя прабабка — эвенка — тоже кудесница была. Только звалась скромнее колдуньей. Кровь заговорить или там ребенка успокоить — для нее пустяки были. Правда, говорят, могла и порчу напустить. Ее и уважали, и побаивались. Может, и мне ее сила передалась, только я этого не знаю. — И у шаманов кровь родственная. Но только стать им может не каждый. Их духи выбирают и отмечают «шаманской болезнью». — Что за болезнь такая? Не заразная хоть? — Не заразная, но тяжелая, — ответил он без тени улыбки. — Путь шамана к познанию проходит через страдания. Так угодно духам. Все проводники высших сил принимают муки за людей. И в вашей религии тоже. А вообще, жизнь — и есть страдания. Он говорил тихо, чуть растягивая слова, но тяжелыми градинами они вбивались в сознание и легкой дрожью растекались по коже. Нас-то учили другому: «Человек создан для счастья, как птица для полета». И слова шамана были откровением, которому я невольно верила. Солнце становилось все бледнее. Деревья мрачнели и уже вплотную обступали нас. Мы двигались вглубь. Но я почему-то не противилась этому, а покорно шагала рядом с ним. Вдруг нога моя куда-то соскользнула. С хрустом, ломая валежник, я полетела вниз и тут же вскрикнула от пронзительной боли. Я оказалась на дне звериной ямы. Боясь пошевелиться, просто смотрела на ставшее с овчинку небо и молча плакала. Тень парня оттуда, сверху, уже протягивала мне длинную корягу. — Как ты? Подняться сможешь? — Попробую. Облокотясь, я потянулась к коряге. Боль мощной волной прокатилась по ноге и росинками испарины выступила на лице. Закусив губу, я упорно продолжала ползти. Сил оставалось все меньше, ровно столько, чтобы выбраться из ямы. Лицо, склоненное надо мной, стало размываться, но голос звучал все также отчетливо: — Жди меня! Скоро вернусь! — А если сбегу? — я еще пыталась шутить. Боль в ноге становилась нестерпимой, туман в глазах — гуще. Веки тяжелели... Сколько времени прошло, неизвестно. Я открыла глаза и увидела в сумраке метрах в пяти от меня яркое пятно костра. Огонь с треском поглощал сучья, отстреливая в небо мельчайшие звездочки искр. Рядом неподвижно сидел мужчина, уткнувшись взглядом в танцующие языки пламени. Лицо сокрыто от меня, но странный его наряд, освещенный всполохами огня, был хорошо виден — просторный балахон с бахромой вокруг ворота и по подолу. На рукавах и спине — металлические пластинки и подвески, некие символы в виде загадочных фигурок. Вдруг тело его затрепетало. Он резко вскочил, схватил бубен и сильно ударил по нему колотушкой. Человек повернулся, и я узнала шамана. Только лицо его теперь обезображивала гримаса, а глаза были полуприкрыты. Я смотрела, как завороженная. Удары в бубен все учащались и усиливались. Начиналось камлание. Во власти видений шаман то резко прыгал, то кружился волчком, размахивая руками, точно боролся со злыми духами. А потом упал на траву, забился в судорогах. И замер. Все стихло на несколько минут. Наконец он зашевелился, поднялся. Бубен снова ожил в его руках. Только теперь он издавал иной звук. Легкое позвякивание утончалось. Оно становилось едва уловимым, словно это ветер зашелестел листвой. И вот последний звук растаял в воздухе. Шаман подошел ко мне и уселся напротив. Лицо его разгладилось, но ничего не выражало. Глаза по-прежнему были полуприкрыты. Он достал откуда-то почти круглый камень размером с крупное яблоко и начал тереть его и тискать в руках. Из камня посыпались на землю мелкие камешки, такие же круглые, как и большой. Они все сыпались и сыпались, образовывая горку, но крупный камень не становился меньше. Вдруг камни исчезли. И только один, черный, с горошину, остался лежать на его ладони. Шаман молча протянул его мне. Я также молча приняла подарок. И, опасаясь, что камешек исчезнет, как и другие, тут же зажала его в руке. Шаман поднял свой бубен и пошел прочь. Пораженная, я не осмелилась окликнуть его и только смотрела вслед. До тех пор, пока он не скрылся из виду. Повеяло тонким цветочным ароматом. Присмотрелась. Саранка. Та самая. Капелька крови в белой ночи. Теперь я знал где нахожусь и куда идти. Вот только как? Внутренне приготовившись а к боли, я слегка пошевелила ногой. Но боли не почувствовала. Без труда поднялась. Странно: никаких признаков недавних мучений. Может, и не было ничего: ни шамана, ни медвежьей ямы, ни падения, ни перелома... Но есть вот эта саранка. Бражник зацепился за лепесток и, балансируя крыльями, устраивался поудобнее на цветке. Затем ловко просунул свой длинный хоботок в нектарник. И этот мохнатый полуночный гость — бражник — тоже есть. И люди, которые уже беспокоятся за меня, а среди них герой будущей статьи. Но есть и камешек — подарок шамана.© Ирина Выбоч
Свежие комментарии